СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

Слово о полку Игореве Сл`ово о полк`у `Игореве


Смотреть больше слов в «Орфографическом словаре»

СЛОВОБЛУДИЕ →← СЛОВО ЗА СЛОВО

Смотреть что такое СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ в других словарях:

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

единственный в своем роде драгоценный памятник древнейшей русской поэзии, как художественной, так и народной. Оно до сих пор остается не вполне разъясн... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

(«Сло́во о полку́ И́гореве»,)        памятник древнерусской литературы конца 12 в. Написан неизвестным автором вскоре после похода Игоря Святославича (... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

"СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ", памятник др.-рус. лит-ры конца 12 в. Написан неизвестным автором вскоре после похода Игоря Святославича,князя новгород-сев... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

Слово о Полку Игореве — единственный в своем роде драгоценный памятник древнейшей русской поэзии, как художественной, так и народной. Оно до сих пор остается не вполне разъясненным со стороны происхождения и текста. Это — небольшая историческая поэма, записанная или составленная в самом конце XII в. (ок. 1188 г.), по живым следам событий. Ни имени автора поэмы, ни отрывков ее в списках, кроме одного, не сохранилось. Только летописи подтверждают достоверность события, изображенного в С., и намекают на некоторые частности С., отразившиеся в позднейших памятниках — в Задонщине и др. Рукопись С. сгорела в московском пожаре 1 8 12 г.; осталось только первое издание С. под заглавием: "Ироическая песнь о походе на половцев удельного князя Новогорода-Северского Игоря Святославича" (М., 1800). В конце книги приложены "Погрешности" и "Поколенная роспись российских великих и удельных князей в сей песни упоминаемых". Первое печатное известие об открытии С. явилось за границей, в гамбургском журнале "Spectateur du Nord" 1797 г. (октябрь). "Два года тому назад, — писал неизвестный автор статьи из России, — открыли в наших архивах отрывок поэмы под названием: "Песнь Игоревых воинов", которую можно сравнить с лучшими Оссиановскими поэмами". В "Историческом содержании песни", составляющем предисловие к изданию 1800 г., повторены почти те же самые выражения. Издание 1800 г. появилось без всяких указаний на лиц, трудившихся над чтением памятника, над его переводом, его подстрочными объяснениями, преимущественно с исторической стороны, на основании "Российской истории" Татищева. Только на стр. VII предисловия, в примечании, замечено, между прочим: "Подлинная рукопись, по своему почерку весьма древняя, принадлежит издателю сего (гр. Алексею Ивановичу Мусину-Пушкину), который, чрез старания и просьбы к знающим достаточно российский язык, доводил чрез несколько лет приложенный перевод до желанной ясности, и ныне по убеждению приятелей решился издать оный на свет". Теперь мы знаем, что гр. Мусин-Пушкин приобрел рукопись с С. о Полку Игореве из Ярославского м-ря. Открыв драгоценный памятник, гр. Мусин-Пушкин сообщил о нем знатокам палеографии — Малиновскому, Бантышу-Каменскому и другим — и, разобрав его, составил свой собственный список, в который ввел разделение слов, предложений, заглавные буквы и пр. С этого списка, который постоянно исправлялся до выхода в свет издания 1800 г., были сделаны копии. Одну из таких копий гр. Мусин-Пушкин поднес имп. Екатерине II, и она дошла до нас (копия эта издана акад. Пекарским в 1864 г. и г. Симони, более исправно, в 1889 г., в "Др. и Трудах Москов. археологич. общества", ХШ т.). Сохранились еще переводы С. о Полку Игореве на русский язык с заменами о некоторых чтениях оригинала сравнительно с текстом, приготовленным для издания 1800 г. (так назыв. бумаги Малиновского, отчасти описанные Е. В. Барсовым в его труде о С. о Полку Игореве; другой перевод, с заметками по рукописи Импер. публичн. библ., описан в "Отчете Импер. Публ. Библ., за 1889 г.", СПб., 1893 г., стр. 143—144). После потери оригинала С. о Полку Игореве явились сообщения о его особенностях со слов владельца и других очевидцев. Свидетельства эти противоречивы, так как никто не позаботился скопировать образчик письма рукописи, описать ее особенности. Можно предполагать, что рукопись С. о Полку Игореве относилась в XVI в., писана была скорописью без разделения слов, с надстрочными буквами и не свободна была от описок, ошибок, а может быть, и от пропусков или от изменения первоначальных выражений: такова судьба всех позднейших списков древнерусских памятников литературы. Отсюда с самых первых пор изучения С. о Полку Игореве тянутся в научной литературе опыты более или менее удачных исправлений текста С. о Полку Игореве. Лучшие из них сделаны Дубенским в 1844 г., Тихонравовым в 1866—1888 гг., Огоновским в 1876 г., Потебней в 1878 г., Барсовым в 1887—1890 гг., Козловским в 1890 г. Несмотря на малую величину С. о Полку Игореве, оно отличается разнообразием и богатством содержания. В кратких и сжатых выражениях изображаются не только события несчастного похода на половцев новгород-северского князя Игоря в 1185 г., как об этом повествуется в летописях (в двух редакциях — южной и северной, по Ипатьевской летописи и по Лаврентьевской), но и припоминаются события из княжеских междоусобий, походов и удачных битв, начиная с древнейших времен. Перед нами как бы народная история, народная эпопея в книжном изложении искусного древнерусского писателя конца XII в. В начале автор С. несколько раз обращается к своим читателям и слушателям со словом "братие", напр.: "почнем же, братие, повесть сию от старого Владимера до нынешняго Игоря". Затем следуют такие же предания о княжеских певцах и о Бояне, как в Начальной летописи, а также о русских племенах, набранные из разных сказаний и песен; старые словеса — песни — противополагаются былинам позднейшего времени. Есть здесь и намек на старинную соколиную охоту, и на певцов-музыкантов с кифарами или гуслями: "Боян же, братие, не 10 соколов на стадо лебедей пущаше, но своя вещия персты на живая струны вскладаше: они же сами князем славу рокотаху". Несомненно, что до С. о полку Игореве существовали устные предания о походах князей и их единоборствах (вроде наших былин о богатырях), подобно тому как в С. представляется Мстислав храбрый, "иже зареза Редедю пред пълкы Касожьскими". Эти предания захватывали события XI в., от старого Владимира I до Всеслава Полоцкого († 1101 г.). Встречаются неясные воспоминания о Трояне, которого также касался Боян в своих песнях (едва ли это римский император или языческое существо, упоминаемое в апокрифах, а скорее эпитет кого-либо из древнерусских князей), отклики языческих преданий о Велесе — деде певцов, о Хорсе-солнце, о Даж-боге — деде русичей, о Диве-лешем, о волкодлаках вроде Всеслава Полоцкого и пр. Летописные сказания о быте славян и князьях-язычниках подтверждают намеки С. на старые слова трудных повестей, на песни. Игорь — глава полка (похода); его речи руководят северских князей — братию и дружину. Игорь видит затмение солнца и предчувствует неудачу; но отчаянные побуждения биться до смерти ободряют князя, и он вступает в злат стремень. Поход открывается. Неблагоприятные знамения преследуют полк Игорев. Поход намечен далеко в глубь степей, к морю, к Сурожу, Корсуню и Тмуторокани. Поэт говорит обо всем этом кратко, картинами: кликом дива лешего в стягах полков, мраком ночи, воем зверей и скрипом половецких телег, скрывающихся от русичей. Одна только ночь отделяет выступление в поход от первой битвы, обрисованной одними успехами и отдыхом Ольгова хороброго гнезда, обогатившегося всякой добычей и задремавшего в поле. С пятницы по воскресенье, как и в летописном подробном сказании Ипатьевской летописи, следуют решительные битвы несчастного Игорева полка, окруженного в поле незнаемом и безводном многочисленными половецкими полками. Единоборство князя Всеволода характеризует храбрость русских. Как герой Илиады, он посвечивает своим золотым шлемом и громит мечом по шеломам оварьским половцев. Для него не дороги ни раны, ни воспоминания о Чернигове, о красавице Глебовне, о своем животе и о чести золотых столов княжеских. Таков ярый тур (вымерший европейский бык) Всеволод. Но храбрость его тщетна на Каяле-реке, под натиском всей земли половецкой. Так погиб и предок Ольговичей, Игоря и Всеволода, Олег Гориславич († 1115), о котором певец С. говорит в стиле древнего эпоса: "Были вечи Трояни, минула лета Ярославля, были пълци Ольговы". Эти походы Олега вызывают у автора С. самые тяжелые, самые грустные воспоминания: гибли князья, гибли люди в усобицах и княжеских крамолах, раздавался звон мечей, полков, носились тучи стрел и вились над полями вороны и галки. Автор-киевлянин, созерцая св. Софию в Киеве, переносится мыслию к Каялу, где третий день шумит и звенит оружие. Игорь заворачивает полки, чтобы высвободить своего брата Всеволода; но уже полегли храбрые русичи на берегу быстрой Каялы (может быть, нарицательное имя горестного места, от половецкого Каигы, Кайгу, или это Кагальник, Кальмиус, Кальчик, Яла). Действие полка Игорева кончено: "ничить трава жалощамчи, а древо с тугою к земли преклонилось". Далее в С. идут плачи по павшим, замечания о дальнейшем движении половцев на русскую землю, воспоминания об усобицах и успокоение на киевском великом князе Святославе. Автор С. объясняет нынешние печали, стоны Киева и напасти Чернигова неблагоразумием молодых князей, их спорами за чужое, их крамолами. Контраст поразителен с недавней удачей вел. князя Святослава над половцами в 1184 г.: "наступи на землю половецкую, притопта холмы и яруги, взмути реки и озера, иссуши потоки и болота, а поганого Кобяка (хана половецкого) из лукоморья яко вихрь выторже и падеся Кобяк в граде Киеве, в гриднице Святославли". Место действия С. переносится в Киев. Иностранцы (немцы, венецианцы, греки и мораване) живо сочувствуют удачам Святослава и несчастию Игоря. Следует сон вел. князя Святослава, объяснение его боярами и золотое слово Святослава. Здесь, в сне Святослава, находится труднообъяснимое, испорченное место, каких еще несколько встречается и далее. Снилось князю в тереме златоверхом, что треснула балка над ним, закаркали вороны и понеслись к морю с Оболони. А самого князя стали приготовлять к погребению: одели черный паполомой на тесовой кровати, стали оплакивать синим вином с горем смешанным, стали сыпать крупный жемчуг — слезы на лоно. И сказали бояре князю: горе твое от того, что два сокола слетели с золотого стола отцовского; соколов захватили в железные путины и припешали им крылья. Четыре князя попались в плен: Игорь, Всеволод, Олег и Святослав. Речь бояр переходит в образный, картинный плач: "тьма свет покрыша, снесеся хула на хвалу, тресну нужда на волю, готския девы запели на берегу Синяго моря, позванивая русским золотом". Тогда великий князь Святослав изрекает свое "золотое С.", упрекая Игоря и Всеволода за излишнюю самонадеянность. И встал бы великий князь за обиду за свое гнездо; но он уже знает, как стонет под саблями половецкими Владимир Глебович. И вот не то Святослав, не то автор С. о полке Игореве призывает и крупные силы современной Руси, и слабых, но мужественных князей: великого князя Всеволода и его близких Глебовичей, затем Ростиславичей, Рюрика и Давида, могущественного Ярослава Осмомысла Галицкого и знаменитого Романа с Мстиславом (Роман Волынский). Автор еще раз с горем вспоминает Игоря и снова призывает Мстиславичей и племя Всеслава, останавливаясь всего более на этом герое песен Бояна. Все это — удалые воители: Ярослав Черниговский со степняками кликом полки побеждает; Всеволод веслами может раскропить Волгу, а Дон вычерпать шлемами; Рюрик и Давид не боятся со своими дружинами ни ран, ни крови, плавая в ней золотыми шеломами; Ярослав Галицкий носится со своими железными полками по Дунаю, подступает к Киеву, борется с степняками; Роман и Мстислав страшны для Литвы и половцев. Фигура полоцкого князя Всеслава обрисовывается в его действиях по отношению к Киеву и Новгороду. В Киеве Всеслав слышит звон колоколов св. Софии; вспоминается какая-то крепкая связь со старым Владимиром, когда не было розни между княжескими стягами. Все исчерпано автором С. для призыва к отмщению обиды Игоря — и, наконец, следует его возвращение. Пребывание его в плену совершенно оставлено в стороне. Ни слова нет о других пленных князях, о действиях половцев о вел. князя киевского. Игорь остается главным действующим лицом, с своей женой, которая предчувствует его возвращение, оплакивая, по дошедшей до нее вести, поражение полка и раны мужа. Плач Ярославны считается одним из самых поэтических мотивов С. На городском забрале в Путивле (недалеко от Курска) Ярославна рано плачет: "полечю зегзицею (кукушкою) по Дунаю, омочю бебрян рукав в Каяле, утру князю кровавые его раны". Она обращается к ветру, к Днепру Словутичу, к светлому, тресветлому солнцу. Ветер развеял ее радость по ковылию, Днепр может только нести ее слезы до моря, а солнце в поле безводном русичам жаждою луки стянуло (они бессильны натянуть лук), горем им тулы с стрелами заткнуло. Бог не оставляет праведника в руках грешников, говорит летописное сказание об Игоре — а по С. о Полке Игореве, "Бог путь кажет Игореви из земли Половецкой в землю русскую". Автор как будто сам пережил бегство из плена от степняков: он помнит, с каким трепетом и ловкостью выбирался Игорь, под условный свист верного человека, с конем за рекой, как пробегал он степи, скрываясь и охотой добывая себе пищу, перебираясь по струям Дона. Автору С. припоминается песня о безвременной смерти юноши князя Ростислава, брата Владимира Мономаха (событие, случившееся за 100 лет до похода Игоря): оплакивания погибших были как бы выдающимися песнями и сказаньями русского народа. Ездят Гзак с Кончаком на следу беглеца и примиряются с бегством Игоря, как старого знакомого, который при случае явится близким человеком для степняков и по браку, и по языку, а иногда и по обычаям. Но Игорь ближе всего к русской земле, что предчувствует Гзак. Быстро переносит автор С. Полку Игореве своего героя из степей в Киев, на радость странам-городам. "Игорь едет по Боричеву (нынешний Андреевский спуск) к святей Богородици Пирогощей (храм, находившийся на Подоле". Заключительным словом к князьям еще пленным и в погибшей дружине заканчивается С. Таково содержание С. о Полку Игореве. Трудно разобраться в вопросах о месте происхождения С., его авторе, его связи с древнерусской литературой и с иноземными подобными произведениями. Подлинность С. о Полку Игореве не подлежит сомнению: оно имеет много параллелей в древнерусской литературе и народной словесности. Сказания о Мамаевом побоище, или так назыв. Задонщине, Поведания представляют в своем составе мозаику из С. о Полку Игореве — подбор отдельных выражений и фраз. В летописях встречаются соответствующие выражения, как и в переводных славяно-русских повестях, хрониках и т. п. С русской народной словесностью С. о Полку Игореве имеет много общего, начиная с внешних средств выражения (эпитетов, сравнений, параллелизма и проч.) до образов природы, снотолкований, причитаний, запевов, заключений, изображения смерти и пр. Южное происхождение С. — быть может, в Киевской Руси, даже в самом Киеве, — вытекает из заключения С., из восторженного отношения автора к велик. кн. киевскому Святославу, из любви к Киеву, к его горам. Южная природа степей у Дона и Донца с мягкими мглами по берегам, кишевшим всякими птицами, по степным балкам со всякими зверями, с безводьем голых степных равнин, со скрипом телег степняков, за которыми следят русские дружины на конях и пешие, с развевающимися стягами — эта картина дает ясное понятие о прочувствованных живых впечатлениях автора. Он хорошо знаком не только с родным Киевом, но и с другими русскими землями — княжествами. Необходимо предположить также, что песни и сказания о князьях-героях севера и юга были общим достоянием древней Руси: поэтому у нашего автора С. были предшественники, и не один только Боян. Однако личность автора С. о Полку Игореве нелегко очертить более или менее определенно. Едва ли мы можем признать в нем духовное лицо, еще менее — монаха. Можно предполагать, что этот поэт-историк жил при княжеском дворе в Киеве, бывал и у других князей. Это был, вероятно, один из тех княжеских дьяков, которые вносили в летописи живые сведения о походах, знали и красивые выражения, умели к месту употребить народную или книжную пословицу. "Отние мужи", раздававшие похвалы мужественным князьям после удачных походов, умели, конечно, ценить живое слово поэта, каким был, по словам автора С., предшественник его, "вещий Боян". Что это был не начетчик, не книжник — видно из множества упоминаний самого С. о песнях, о славе как о песне князьям. По-видимому, нанося С. на хартию, автор не знал, как назвать его: книжным ли С., повестью или просто славной песнью. Он пробовал разные размеры, переходил от прозаической речи украшенной летописной повести (во вступлениях) к песне (с рифмами, с повторениями, с определенным стихотворным размером) и, увлекаясь последней, создавал новое художественное произведение. Где, кроме С., такие обращения к князьям — личные, возбуждающие, волнующие участников всех этих бесконечных движений русских дружин по Руси и степям? Где такое знание всего перечувствованного в походе, пережитого княжим мужем-дружинником, народом, поглощенным военными беспокойствами, лишенным обеспеченных условий земледельческой и торговой деятельности? Разделяя со всяким удалым князем стремление "поискать путей отцов и дедов", "либо добыть копьем, либо сложить голову", автор С. умерял этот безрассудный нередко пыл князей-рыцарей мудрыми соображениями о единении сил русских земель против поганых степняков, против иноземных нападений. Этот идеал лучших людей XI—X I I вв. был для удельной эпохи опорой в года несчастий. Таков политический идеал автора. Конечно, это не был князь вроде писателя Владимира Мономаха; скорее, это был дружинник, которому и принадлежит живое слово: "а мы уже дружина жадни веселия". Этим веселием при всех несчастных событиях, изображаемых в С., характеризуются и Боян, и автор С., восхищающийся звоном славы в Киеве, молодецкой соколиной охотой, всем тем, от чего отворачивался древнерусский нравоучитель и духовный писатель. Автор сочувствовал горю народа от тягостей войны, но увлекался представлениями об удаче на походе, о добыче и золота, и серебра, и тканей Цареграда. Это было старинное влечение еще язычника Святослава или тот идеал беспокойной княжеской дружины, спорившей и с князьями, и между собой из-за раздела добычи. Таков нравственный идеал нашего автора. Но он был и христианин, веривший в помощь Бога, в заступление киевских святынь, к которым прибегал новгород-северский князь. Что он не был монахом, видно и из того, что нет упоминания о киевских монастырях, о славной Печерской лавре, а только о городской церкви Пирогощей. Как же уживалась с его верованиями мысль о старых языческих божествах? Было ли это то двоеверие, которое невольно возникало в опасных положениях у еще нетвердого, одностороннего мечтателя? Этот мечтатель часто имел такого товарища, как сыроядец половец; он не имел еще времени разобраться в верованиях, унаследованных от отцов и дедов и разделяемых степняком. Но был и другой путь примирения старых верований с внешним отношением к христианству и духовенству — это песни или народных певцов, или дружинных, шедшие исстари. Наконец, можно предположить, что автор С. воспользовался, так сказать, обломками старого эпоса для построения своего произведения. При всей неопределенности общественного положения автора можно предполагать, что ему было место в княжеском тереме или в шатрах при попойках, сопровождавшихся всякой музыкой и потехами старого русского князя и его дружины. Автор знал и женские песни, оплакивающие погибших на войне или сопровождаемые веселым позваниванием золота. Когда С. попало в книгу (если мы предположим с некоторыми исследователями его первоначальную устную песенную основу), оно должно было украситься привычными образцами "повести, С.". Где искать этих образцов? Когда мы читаем византийских историков и хронографистов (Георгия инока, Амартола, Малалу, Манассию, даже позднего Зонару), писавших и поэтическим стилем (Хроника Манассии), мы находим соответствия в метких выражениях ромейских полководцев ("напоить коней струями Ефрата": ср. в С. "любо испити шеломом Дону"), в библейских уподоблениях и даже в гомеровских приемах (которые могли дойти до автора С. через переводные повести о Троянской войне, через ученых византийских историков, пользовавшихся литературными приемами Гомера). Однако цельной подобной поэмы мы не находим ни в византийской литературе (интересные и ценные сопоставления С. о Полку Игореве с византийской повестью о Дигенисе-Акрите сделаны проф. В. Ф. Миллером), ни в южно-славянской. Во <i> </i> всяком случае, автор С. читал переводную литературу (хотя бы повествовательную) и, конечно, летописную свою. Недаром он назвал свою песню "С., повестью" и отличил ее от песней Бояновых. Книжное происхождение С. проявилось и в складе его, в размещении частей С., разнообразных, не подчиняющихся обычному складу повествования об одном походе и его подробностях. Это как будто целая поэтическая летописная повесть, стремящаяся вставить в сказание о событиях Новгород-Северской земли подходящие события других княжеств. Книжные элементы отражаются и в языке С. рядом с народными чертами старинного русского языка. Вследствие частой переписки С. в дошедшем до нас списке утратило свои первоначальные черты, окрасилось особенностями новгородско-псковского города (шизым, вечи, лучи, русици, дивицею и пр.); но и теперь еще оно отражает древнейшие черты русского литературного языка XII ст. В общем это язык летописей, поучения Владимира Мономаха. В С. немало затруднительных мест вследствие порчи текста. Почти каждое такое место не раз подвергалось истолкованиям. Самым прочным способом при толковании этих темных мест С. являются палеографические восстановления, напр. посредством гаплографии (объяснения Козловского в 1890 г.). <i> Литература С. о Полку Игореве.</i> Общие обзоры этой литературы — в трудах Е. В. Барсова, "С. о Полку Игореве" (1887—89); И. M. Жданова, "Литература С. о Полку Игореве" (1880); П. В. Владимирова, "С. о Полку Игореве" (вып. I, Киев, 1894). Первые стихотворные переложения С. принадлежат Серякову (1803), Палицыну (1808), Язвицкому (1812) и Левицкому (1813). В "Истории Государства Российского" (1816) Карамзин, видевший подлинную рукопись, дал пересказ содержания С. и некоторые объяснения его в примечаниях. В 1819 г. вышел перевод С. с примечаниями и перепечаткой текста Пожарского. В труде Грамматина 1823 г. ("С. о полку Игореве. Ироическая поэма и пр.") мы впервые встречаемся с поправками текста С. по изд. 1800 г. В журнальных статьях 30-х, 40-х и даже 50-х годов (Каченовского, Беликова, Давыдова, Сенковского и др.) выражаются скептические мнения о подлинности С., составленного будто бы образованным русск. автором XVIII в. или ученым схоластиком киевской школы XVII в. Тогда же в защиту подлинности С. пишут Бутков и Максимович (III т. "Собрания сочинений" М. А. Максимовича, 1880). Максимович первый сравнил многие места С. о Полку Игореве с народной поэзией, преимущественно с малорусскими песнями. В 1838 г. Снегирев перепечатал С. в "Русском историческом сборнике" (3 т.) и при нем "Поведание о побоище вел. кн. Димитрия Ив. Донского", "С. о житьи и о преставлении вел. кн. Димитрия Ив. царя русского". В 1841 г., в "Сказаниях русского народа", Сахаров сделал подробный обзор изданий, переводов и исследований С. о полку Игореве. В том же году С. коснулся Белинский по поводу "Древних российских стихотворений" и "Сказаний русского народа". В 1842 г. Вельтман поместил заметки о С. в "Москвитянине" ("Мнение о Бояне, как Яне Вышатиче летописном"). Шевырев рассмотрел С. в 10-й лекции "Истории русск. слов." (1845 г.). В 1844 г. Дубенский издал "С. о Полку Игореве, объясненное по древним письменным памятникам"; при издании приложен полный словарь слов, встречающихся в С. Буслаев в 1842 г. объяснил Трояна из "Сербской сказки о Трояне" ("Москвитянин", № 11; первая печатная статья Буслаева). Ему принадлежат и другие статьи о С. (напр. "Об эпических выражениях украинской поэзии", "Русская поэзия XI и начала XII в."). В 1846 г. появились "Примечания на С. о Полку Игореве" Н. Г. (Николая Гербеля) с интересным предисловием. В 1850 г. Гербель напечатал свой собственный стихотворный перевод С. о Полку Игореве, ранее которого такие же переводы издали Деларю (1839 г.), Минаев (1846 г.) и Мей (1850 г.). Деларю перелагал С. гекзаметрами, Мей — народным сказочным размером, а Гербель старался приблизиться к разнообразию речи и размера подлинника. Князь Павел Вяземский в 1851 г. предложил оригинальные "Замечания на С. о Полку Игореве", в которых проводил мысль о влиянии Гомера на С., в 1875 г. он же издал целую книгу "Замечаний на С. о Полку Игореве" с приложением карт, снимков и пр. Эрдманн и Березин ("Москвитянин", 1854) объяснили восточные слова в С. о Полку Игореве. Соловьев в 1853 г. в "Истории Poccии" первый высказал предположение о спутанности текста С. и о пропусках в нем сказаний о Владимире Мономахе. Срезневский в 185 8 г. ("Известия Академии наук по отделению русского языка и словесности", VI т.) издал сводный текст Задонщины с интересными объяснениями, касающимися С. о Полку Игореве. П. Н. Полевой в 1864 г. сравнил С. с западноевропейскими поэмами в "Опыте сравнительного обозрения древнейших памятников народной поэзии германской и славянской". Ор. Миллер в "Опыте исторического обозрения русской словесности" (1865) разобрал внутреннее содержание С. Образчиком произвольных гаданий о С. является 2-е изд. труда Вельтмана "Слово об ополчении Игоря Святославича" (1866). Бестужев-Рюмин в 1868 г. в известном труде "О составе русских летописей" внимательно рассмотрел летописные сказания о походе Игоря 1185 г. Пекарский в 1864 г. открыл в государствен. архиве среди бумаг из кабинета имп. Екатерины II список С. о Полку Игореве, сделанный до печатного изд. Тихонравов два раза (1866 и 1868) издал "С. о Полку Игореве" с исправлениями текста, палеографической критикой, комментариями и словарем. Буслаев и Макушев в "Журнале Мин. нар. просв.", 1867 г. (февраль), Корш — в "Моск. унив. изв." (1865—67, № 2) поместили критические разборы на изд. Тихонравова. Буслаев высказался за сокращенное издание текста С. о Полку Игореве для учащихся ввиду трудности истолкования испорченных и мало разъясненных мест. Эрбен в 1870 г. издал "Dv é zpèv ů staroruských tóti ž: O výprav ě Igorov ě a Zadonstina" (Прага, 1869). H. A. Лавровский написал по поводу книги Эрбена интересную критическую статью в "Журн. Мин. нар. пр." (1870 г., октябрь). В 1870 г. А. Н. Майков напечатал стихотворный перевод, с примечаниями, в журнале "Заря". Из изданий, пытавшихся разложить С. о Полку Игореве на стихи, замечательно изд. Малашева 1871 г. Бицын дал перевод С. с интересными объяснениями ("Рус. вестн.", 1874, г., февр.). Особым изданием явился труд проф. Огоновского "С. о Полку Игореве" (Львов, 1876). Большую часть книги составляют пояснения-примечания. Во введении указана литература предмета и объяснено значение С. В 1877 г. кн. Павел Вяземский пытался дать восстановленный текст С. о Полку Игореве под названием "С. о Полку Игореве. Исследование о вариантах". Проф. А. И. Смирнов дал в 1877 г. обширное исследование С. о Полку Игореве, в котором представил разбор всей литературы С. и его исследование в разнообразных отношениях. В 1877 г. проф. В.Ф. Миллер издал "Взгляд на С. о Полку Игореве", в котором провел впервые мысль о заимствованиях всего мифологического в С. из южно-славянских сказаний и поэм, как оригинальных, так и переводных с греческого (поэма о Дигенисе). По этому взгляду, все русское С. есть только подражание не дошедшему до нас поэтическому произведению из Византии. Взгляд Миллера вызвал множество статей: акад. А. Н. Веселовского в "Журнале Мин. нар. просв." (1877 г., август), О.Ф. Миллера и особенно проф. Потебни в "Филологических записках", 1877—1878 г. Труд Потебни дает текст С. с исправлениями и обширные комментарии. Потебня восстанавливает предполагаемое правописание памятника XII в. и сравнивает С. с народными песнями. Под влиянием труда Потебни явились работы Андриевского по восстановлению текста С.: "Исследование текста песни Игорю Святославичу" (Екатеринослав, 1879—1880). Мальшевский в "Журнале Мин. нар. просв." 1879 г. напечатал заметку "К вопросу об авторе С. о Полку Игореве", в которой примкнул ко взгляду В.Ф. Миллера. Д. И. Иловайский дал несколько толкований С. в своей "Истории России) (1880 г.). Проф. Голубинский оригинально истолковал значение С., умалив его достоинство. Проф. И. Н. Жданов ("Литература С. о Полку Игореве", 1880) дал обзор предмета и исправления некоторых мест С. Исправленный текст С. с разными перестановками пытался дать Прозоровский ("Новый опыт объяснительного изложения С. о Полку Игореве", 1881). Историки Северской земли, проф. Багалей и Голубовский, коснулись С. с исторической стороны. П. В. Голубовский посвятил С. замечания и в другом своем труде: "Печенеги, торки и половцы" (1884). Попытку объяснить темные места С. сделал Гонсиоровский в 1884 г. ("Журн. Мин. нар. просв."; февраль). Галицкие ученые Партыцкий и Петрушевич пытались разъяснить отдельные выражения С., но не всегда удачно. Самый выдающийся труд, какой только появлялся до сих пор о С., принадлежит Е. В. Барсову: "С. о Полку Игореве, как художественный памятник киевской дружинной Руси" (3 т., 1887—1890). В нем разобрано С. со всех сторон, с привлечением новых материалов. В 1890 г. Козловский поместил в "Древностях и трудах Моск. археол. общ." (XIII т.) интересную статью: "Палеографические особенности погибшей рукописи С. о Полку Игореве". В этом же издании г. Симони напечатал текст архивной, или Екатерининской, рукописи С. с самыми подробными замечаниями. В 1892 г. А. В. Лонгинов напечатал "Историческое исследование сказания о походе Северского князя Игоря Святославича на Половцев в 1185 г." (разбор его в "Десятом присуждении Пушкинских премий, в 1895 г."; автором разбора, П. Владимировым, предложены некоторые новые чтения затруднительных мест). В 1894 г. появился 1-й выпуск лекций П. Владимирова о "С. о Полку Игореве". <i> П. Владимиров. </i><br><br><br>... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

один из самых значительных в художественном отношении памятников древнерусской литературы, датируемый большинством исследователей концом XII в. С. дошло до нового времени в единственном списке (предположительно XVI в.) в составе сборника-конволюта XVII в. (см.: Творогов О. В. К вопросу о датировке Мусин-Пушкинского сборника со "Словом о полку Игореве"// ТОДРЛ.- 1976.-Т. 31.-С. 137-164). Не позднее 1792 г. этот сборник оказался в коллекции известного собирателя древнерусских рукописей А. И. Мусина-Пушкина и сразу привлек к себе внимание медиевистов. В 1800 г. стараниями А. И. Мусина-Пушкина, Н. Н. Бантыша-Каменского и А. Ф. Малиновского С. было издано, а в 1812 г. единственный список С. сгорел во время московского пожара. Изданный текст имеет многочисленные орфографические расхождения с текстом копии, сделанной со списка С. в конце XVIII в. для Екатерины II. Ученые полагают, что издатели точнее копииста передали оригинал С., но реконструировать орфографию последнего со всей точностью не представляется возможным. В основе сюжета С. лежит история неудачного похода на половцев весной 1185 г. четырех русских князей во главе с князем Новгорода-Северского Игорем Святославичем. Однако С.- не повествование об этом походе, а публицистический и одновременно глубоко лирический отклик на него как на событие, дающее повод для рассуждений о трагических последствиях политической разобщенности русских князей, их междоусобиц. Сам поход Игоря с его печальными результатами предстает в изображении автора С. как одно из проявлений этой разобщенности, вина за которую (а следовательно, в какой-то мере и за поход Игоря) лежит на всех русских князьях. Политический идеал автора С.- сильная и авторитетная власть киевского князя, которая скрепила бы единство Руси, обуздала произвол мелких князей. Не случайно великого князя Святослава автор С. изображает, идеализируя, как мудрого, грозного правителя и посвящает ему центральную часть произведения. "Злато слово" Святослава не случайно сливается с обращением автора С. к русским князьям, содержащим призыв к единству и совместной обороне Русской земли. Тем самым автор С. как бы вкладывает этот призыв в уста киевского князя Святослава, изображая его объединителем всех русских князей, координатором их совместных военных действий против врагов. Общепринятого определения жанра С. пока нет. Ведется спор даже относительно того, является С. литературным памятником или это записанное произведение устного творчества. Сам автор в заглавии называет свое сочинение "словом" а далее именует его также песнью и повестью. И действительно, в тексте С. мы слышим то песню-славу курянам-кметям созданную от лица Бояна в традициях дружинной поэзии то плач-заклинание Ярославны, созданный по образцу народных женских тачей, то "слово" - страстную речь оратора, обращающегося к князьям, то горестное и глубоко лирическое повествование о походе Игоря. Используя традиции разных жанров автор С. создает лиро-эпическое произведение, поэму в которой по законам этого жанра сюжетное повествование ведется через восприятие и непосредственную оценку повествователя, звучащую в лирических отступлениях и эмоциональных восклицаниях-рефренах. С., без сомнения авторское, личностное произведение. Об этом свидетельствует не только октивная авторская позиция, но и многое другое. В частности в С. использованы поэтические особенности разных жанров, и не только фольклорных, что недопустимо в устном народном творчестве. Совершенство художественной формы, отточенность выражений дают основание полагать, что С.. если и исполнялось устно, было записано также и распространялось письменно. Композиция С. в высшей степени продуманная и стройная, в ее основе лежит принцип переплетения триад, характерный и для литературных произведений Киевской Руси "слов" посланий и т.п. Внешнюю триаду композиции С. составляют: зачин, основная часть, концовка. Основная часть в свою очередь, тоже трехчленна: повествование о походе Игоря и его последствиях для Руси, прерываемое тремя авторскими отступлениями, центральный фрагмент, посвященный Святославу (сон Святослава, его толкование боярами "злато слово" Святослава, сливающееся с авторским обращением к князьям) и заключительный фрагмент связанный с возвращением Игоря из плена (плач-заклинание Ярославны, вызывающей Игоря с "того света" бегство Игоря, погоня Гзака и Кончака). Нетрудно заметить что каждый из моментов основной части также состоит из трех эпизодов. Отдельные сцены С. относительно самостоятельные, искусно сплетены автором в единое целое. Композиционными скрепами между ними служат, в частности, различного рода повторы, на которые первой обратила внимание Н. С. Демкова (см Повторы в "Слове о полку Игореве" К изучению композиции памятника // Русская и грузинская средневековые литературы: Сб. ст.-Л., 1979-С. 59-73). О художества целостности С. см. Лихачев Д. С. "Слово о полку Игореве" как художественное целое // Альманах библиофила. М. 1986-Вып. 21. Слово о полку Игореве. 800 лет - С. 268-292. Стиль С. можно отождествить со стилем, называемым Цицероном в трактатах по ораторскому искусству "изящным", в отличие от "простого" и "высокого". Рассчитанный на подготовленного читателя любителя поэтических красот, он основан на игре со словом, для него характерны многочисленные "переносные и замененные выражения" - метафоры и символы что делает речь иносказательной и загадочной. В XII в. стиль этот был характерен для поэзии многих народов как в Европе так и на Востоке. А. Чернов сопоставляет стиль С. с "темным стилем" трубадуров, "магической темнотой" скальдов, "затрудненным языком" Низами (см. Чернов А. Слово о золотом слове. М., 1985 С. 25). Художественные средства автор С. черпает во-первых, из устного народного творчества (фольклорные образы символы постоянные эпитеты прием отрицательного параллелизма и т. п.), видоизменяя и обогащая традиционную топику устного народного творчества (см. об этом Адрианова-Перетц В.П. "Слово о полку Игореве" и русская народная поэзия//ИОЛЯ. - М., 1950- Т. 9 вып. 6-С. 409-418). В С. широко используется также символика образность и фразеология, связанные с феодальными отношениями и дружинным бытом (см. Лихачев Д.С. Устные истоки художественной системы "Слова" // Слово о полку Игореве. Сб. исслед. и статей - М., Л., 1950 - С. 53-92). Отличительной чертой поэтики С. является использование в нем символики и образности, основанной на языческом мировосприятии. Автор использует в качестве поэтических символов имена языческих божеств (Даждьбога Стрибога, Хорса, Велеса) и мифологических персонажей (Дива, Карны и Жли, Девы-Обиды и др.). То, что имена языческих божеств играют в С. именно поэтическую роль и вовсе не отражают языческого мировоззрения автора доказывается настоичивым противопоставлением в поэме христиан и "поганых", т. е. язычников, призывами автора к князьям встать на защиту христиан от "поганых", не возможные в устах человека хотя бы отчасти оставшегося язычником. Таким образом говорить о "двоеверии" в С. вряд ли есть основания. Возможность использования автором-христианином языческих представлений и образности как поэтических средств доказывается, в частности, аналогичной ситуацией в скальдической поэзии: скальды, принявшие христианство, долго использовали художественные приемы старой, дохристианской поэтики, в том числе и мифологическую образность. Связью поэтики С. с языческим мировоззрением объясняется и особая роль природы в произведении. Следуя поэтически анимистическим представлениям язычников, автор С. одушевляет природу, целиком втягивает ее в события. Не только животные и птицы наделены способностью к чувствам, предсказаниям, действиям, но и реки, травы, деревья, которые то враждебны к человеку, то сочувствуют и помогают ему. Природа в С.- эмоциональный, музыкальный фон произведения, влияющий на наше отношение к происходящему, делающий повествование лиричным и взволнованным. Характерной особенностью С. является его ритмичность. Не раз делались попытки разложить текст С. на стихи, найти в нем тот или иной стихотворный размер. Однако все эти попытки были неудачны. Ритм С. особый, постоянно меняющийся, в зависимости от того, о чем идет речь. Как пишет Д. С. Лихачев, в С. мы находим то тревожный ритм, превосходно передающий волнение Игоря перед бегством, то ритм большого свободного дыхания народного плача в обращениях Ярославны к солнцу, ветру, Днепру, то бодрый и энергичный ритм мчащегося войска в описании кметей Всеволода буй-тура (Лихачев Д. С. Ритм "Слова о полку Игореве" // Лихачев Д. С. Слово о полку Игореве: Ист.-лит. очерк.-2-е изд., доп - М.; Л., 1955 - С. 135-139). Ритмичность С. создается особым синтаксическим построением фраз, а также различного рода повторами, единоначатиями, приемом синтаксического параллелизма и т.д. (см. Стеллецкий В. И. К вопросу о ритмическом строе "Слова о полку Игореве" // Рус.- лит. - 1964.-№ 4 - С. 27-40). Высокие художественные достоинства С. дают возможность с абсолютной уверенностью говорить о его авторе как о профессиональном поэте, книжнике обладающем большим литературным талантом, хорошо знающем книжные памятники своего времени (в частности, летописи, на которые он опирается, повествуя о походе Игоря и событиях XI в.), а также народную и дружинную поэзию. Он прекрасно осведомлен в политической обстановке описываемого времени, в родовых связях князей, в военных вопросах своего времени. Все это указывает на то, что автор С.- один из придворный риторов, книжников и поэтов, которые, как правило, являлись одновременно советниками (думцами) князя, выполняли посольские поручения, будучи членами старшей дружины. В последнее время стала популярной точка зрения, высказанная еще Е. В. Барсовым, согласно которой автор С. - княжеский дружинный певец, подобный Бояну. Однако автора С. и Бояна можно сравнивать лишь в том отношении, что оба они входили в ближайшее окружение князя как люди, профессионально владеющие искусством слова. Что же касается творчества, то оно у Бояна и автора С. различно в стадиальном отношении. Сам. автор С. подчеркивает в зачине существенное отличие своего произведения от песен Бояна. Более того, он полемизирует с ним, а в его лице со всей школой дружинной поэзии, с ее тематической заданностью и однозначностью (либо слава, либо хула), субъективным отражением действительности, бравурностью и трафаретностью выражений (см. об этом: Соколова Л. В. Зачин в "Слове о полку Игореве" // Исследования "Слова о полку Игореве" - С. 65-74). В литературе по С. не раз предпринимались попытки назвать имя автора С., отождествить его с определенным историческим лицом, известным по историческим источникам конца XII-нач. XIII в , но ни одна из точек зрения не может считаться доказанной. Свод высказанных предположений и их критический анализ см. в ст.: Дмитриев Л. А. Автор "Слова о полку Игореве" // Словарь книжников.- Вып 1 - С 16-32. Точная дата написания С. нам неизвестна. Большинство исследователей, исходя из текста С., уверенно датируют его временем от 1185 г. до конца XII в. (подробнее о датировке С. см. в ст.: Дмитриев Л. А. Автор "Слова о полку Игореве"-С. 18-21). Существует, однако, "скептическая" точка зрения на С., представители которой отрицают древность памятника. Впервые эту точку зрения высказали представители русской исторической науки 1-й пол. XIX в., в частности, М. Т. Каченовский, которые полагали, что С. - подделка под древний памятник, созданная в XVIII в. Открытие "Задонщины", написанной не позднее XV в, казалось бы, опровергло мнение скептиков, поскольку ее текст основан на тексте С. Однако в 1890 г. французский исследователь Л. Леже высказал предположение, что не "Задонщина" подражала С., а, наоборот, С. создано на основе "Задонщины". Эта точка зрения, которую поддержали А. Мазон и А. А. Зимин, основывалась на том, что С. имеет большее сходство не со старшим в хронологическом отношении Кирилло-Белозерским списком "Задонщины", а с более поздними. Но, как показала Р. П. Дмитриева, более ранний по времени написания Кирилло-Белозерский список (XV в.) содержит вторичный текст, являющийся индивидуальной обработкой Ефросина, книгописца Кирилло-Белозерского монастыря, сходной с его обработками других произведений древнерусской литературы (см. статьи Р. П. Дмитриевой в кн. "Слово о полку Игореве" и памятники куликовского цикла. -С. 199-263, 264-291) В первичности С. по отношению к "Задонщине" убеждает, кроме того, сопоставление художественных особенностей того и другого произведения. "Задонщина" представляет собой ученическое и не всегда умелое следование за своим совершенным в художественном отношении оригиналом. Полемика по поводу времени написания С. способствовала появлению ряда исследований, в которых было показано, что С. по своей лексике, грамматическому строю, стилю, приемам поэтической образности принадлежит литературе Киевской Руси и типологически связано с современными ему западноевропейскими произведениями (см., например: Адрианова-Перетц В. П. "Слово о полку Игореве" и памятники русской литературы XI-XIII вв.-Л, 1962; Робинсон А.Н. "Слово о полку Игореве" в поэтическом контексте мирового средневековья // ВЛ. - 1985 - № 6.- С. 118- 139). В тексте С. до сих пор остаются так называемые "темные места". Одни из них содержат слишком туманные намеки на те или иные исторические события и связанных с ними князей, другие - на неизвестные нам языческие обряды или действия мифических существ, поверья о которых не сохранились (Див, Карна, Жля, Дева-Обида). Непонятны некоторые термины, слова, фразеологические обороты. В отдельных случаях нет даже общепринятого словораздела текста (например, спорят, как читать: "Дебрь Кисаня" или "дебрьски сани"? "Ростре на кусту" или "рострена к устью"? "Стрикусы" или "с три кусы"? и т.д.). Число "темных мест" постоянно сокращается благодаря совместным усилиям исследователей разных специальностей: историков, лингвистов, географов, этнографов, биологов, специалистов по военному делу и др. Результаты их исследований обобщаются в комментариях к тексту С. (см., например, исторический и географический комментарий к С., написанный Д. С. Лихачевым для издания 1950 г. в серии "Лит. памятники", а также комментарий к тексту С. в изданиях для школы 1954 (1978 г.), написанный Д. С. Лихачевым, и 1965 г., написанный В. И. Стеллецким). С. самое известное и популярное произведение древнерусской литературы. Число его переводов на русский язык близится к ста, существуют переводы этого памятника на многие европейские и азиатские языки. По мотивам С. созданы опера А. Бородина "Князь Игорь", балет Б. Тищенко "Ярославна", написано несколько пьес и сценариев. Сведения о литературе, посвященной С., его изданиях и переводах см. в библиографических трудах: Слово о полку Игореве: Библиография изданий, переводов, исследований / Сост. В. П. Адрианова-Перетц.- М.; Л., 1940; Слово о полку Игореве: Библиографический указатель / Сост. О. В. Данилова, Е. Д. Поплавская, И. С. Романченко; Под ред. С. К. Шамбинаго.- М., 1940; Слово о полку Игореве: Библиография изданий, переводов и исследований. 1938-1954 / Сост. Л. А. Дмитриев,-М.; Л., 1955; Головенченко Ф. М. Слово о полку Игореве: Историко-литературный и библиографический очерк.-М., 1955; Творогов О. В. Слово о полку Игореве: Краткая тематическая библиография // Исследования "Слова о полку Игореве".-Л., 1986.- С. 248-265; Слово о полку Игореве: Библиографический указатель (1968- 1987 годы). Издания, переводы, исследования на русском, украинском и белорусском языках / Сост. Н. Ф. Дробленко-ва, Л. В. Соколова, Ю. В. Пелешенко, Л. И. Зарембо.-Л., 1991. Изд.: Слово о полку Игореве / Под ред. В. П. Адриановой-Перетц.- М.; Л., 1950 (сер. "Лит. памятники"); Слово о полку Игореве/ Вступ. ст., ред. текста, дословн. и объяснит, пер. с древнерус., примеч. Д. С. Лихачева.- М., 1954; 7-е изд.-М., 1978 (Школьная б-ка); Слово о полку Игореве: Древнерусский текст и переводы / Вступ. ст., ред. текстов, прозаич. и поэтич. пер,, примеч. к древнерус. тексту и словарь В. И. Стеллецкого.- М., 1965: Слово о полку Игореве / Вступ. ст. Д. С. Лихачева; Сост. и подгот. текстов Л. А. Дмитриева и Д. С. Лихачева; Примеч. О. В. Творогова и Л. А. Дмитриева.- Л.. 1967; Слово о полку Игореве / Вступ. статьи Д. С. Лихачева и Л. А. Дмитриева; Сост. Л.А.Дмитриева, Д.С.Лихачева, О. В. Творогова; Реконстр. древнерус. текста и комм. Н. А. Мещерского и А. А. Бурыкина; Подгот. текстов и примеч. Л. А. Дмитриева.- Л., 1985 (Б-ка поэта. Большая серия, 3-е изд.); Слово о полку Игореве: Древнерусский текст, переводы и переложения. Поэтические вариации / Вступ. ст. Д.С.Лихачева: Ст.., сост. и подг. текста Л.А.Дмитриева; Комм. Л.А.Дмитриева и О. В. Творогова.-М,, 1986; Слово о полку Игореве / Вступ. ст. и подг. древнерус. текста Д.Лихачева: Сост., ст. и комм. Л.Дмитриева.- М., 1987 (Классики и современники); Слово о полку Игореве.-Л., 1990 (Б-ка поэта. Малая серия, 4-е изд.). Лит.: Барсов Б. В. "Слово о полку Игореве" как художественный памятник Киевской дружинной Руси.-М., 1887.-Т. 1-2: М.. 1889.-Т. 3; Еремин И. П. "Слово о полку Игореве" как памятник политического красноречия Киевской Руси //Слово о полку Игореве: Сб. исслед и статей.- М.: Л., 1950.- С. 93-129: Лихачев Д.С. Исторический и политический кругозор автора "Слова о полку Игореве" // Там же.- С. 5-52 2) "Слово о полку Игореве" и культура его воремени.- Л., 1978; 2-е изд. доп.- Л.- 1985; Дмитриев Л. А. 1) История первого издания "Слова о полку Игореве": Материалы и исследования.-М., Л.- 1960; 2) Автор "Слова о полку Игореве" //И Словарь книжников.- Вып. 1.- С. 16-32; "Слово о полку Игореве" - памятник XII в.- М.; Л.- 1962; Словарь-справочник "Слова о полку Игориве" / Сост. В. Л. Виноградова.- М.; Л., 1965 -Вып. 1 (А-Г); Л., 1967.-Вып. 2 (Д.-Копье); Л., 1969.-Вып. 3 (Корабль-Нынешний); Л.- 1973.- Вып. 4.(О - П): Л., 1978.- Вып. 5 (Р-С); Л., 1984.-Вып. 6 (Т - Я и Дополнения); "Слово о полку Игореве" и памятники Куликовского цикла: К вопросу о времени написания "Слова".- М.; Л., 1966: Адрианова-Перетц В. П. "Слово о полку Игореве" и памятники русской литературы XI-XIII вв.-Л., 1962; Рыбаков Б. А. 1) Русские летописцы и автор "Слова о полку Игореве".- М., 1972: 2) Петр Бориславич.-М., 1991: "Слово о полку Игореве" и памятники древнерусской литературы.- Л., 1976 (ТОДРЛ.- Т. 31); Слово о полку Игореве: Памятники литературы и искусства XI-XVIII вв.-М.-1978; Демкова Н. С. Проблемы изучения "Слова о полку Игореве" // Чтения по древнерусской литературе.-Ереван, 1980; Гаспаров Д. Поэтика "Слова о полку Игореве".- Wien, 1984; "Слово о полку Игореве" и его время.- М., 1986; Исследования "Слова о полку Игореве".-Л., 1986; Творогов О. В. Слово о полку Игореве //Словарь книжников.-Вып. 1.-С. 435-437; Слово о полку Игореве: Комплексные исследования,- М., 1988.-М.,1988. Л. В. Соколова... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

«СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ» — лир.-эпическая поэма, замечательный памятник художественной литературы древней Руси (XIIв.). «С. о п. И.» было открыто... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

«СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ» - лир.-эпическая поэма, замечательный памятник художественной литературы древней Руси (XIIв.). «С. о п. И.» было открыто в составе рукописного сборника, найденного в Ярославском Спасском монастыре А.И.Мусиным-Пушкиным в 1795. В порядке подготовки к изданию с рукописи «С. о п. И.» был сделан список и была снята копия для Екатерины II, Карамзин делал выписки из сборника и уже в 1797 дал сообщение о «С. о п. И.» в «Spectateur du Nord». Были сделаны также переводы на современный язык. Однако и в копии для Екатерины и в первом печатном издании (1800), осуществленном с помощью А.Ф.Малиновского и Н.Н.Бантыш-Каменского, были допущены ошибки. Единственная рукопись сгорела в Московском пожаре 1812; она представляла собою не оригинал, а список XVIв., также не лишенный искажений. Отсюда - наличие и до сих пор неразъясненных, темных мест и сомнений относительно некоторых деталей композиции, над разрешением к-рых бьются уже многие поколения ученых.<p class="tab">«Смысл поэмы, - по определению К.Маркса, - призыв русских князей к единению как раз перед нашествием монголов» (Маркс и Энгельс, Соч., т.XXII, стр.122). Свою идею автор развивает, повествуя о неудачном походе князя новгород-северского Игоря на половцев в 1185. Причину неудачи автор видит в сепаратизме Игоря, к-рый решил «себе славы искать» не в согласии с другими русскими князьями и прежде всего с киевским великим князем Святославом. Не устояв против превосходивших сил врага, северские князья и сами потерпели поражение и открыли доступ на Русь половцам. Этому проявлению обособления и безрассудного честолюбия Игоря автор «Слова» и противопоставляет призыв к совместному выступлению всех князей против половцев под руководством князя Святослава «грозного, великого киевского». Все же автор «Слова» не только осуждает Игоря, но и сочувствует ему, скорбит о бедах, постигших Русь. Он предлагает всем другим князьям (устами Святослава) вступить «въ злата стремена за обиду сего времени, за землю рускую, за раны Игоревы, буего Святославлича».</p><p class="tab">Произведение поражает необычайной своей многогранностью, исторической значительностью, эмоциональной насыщенностью, эффектным и вместе с тем глубоко целостным использованием свойственных поэтическому искусству средств, изысканной отшлифованностыо всех граней художественного образа. Являясь великим художественным памятником, «С. о п. И.» - злободневный политический документ своего времени. Повествуя о данном событии - походе Игоря, автор умеет поставить его в контекст всей политической обстановки современности и недавнего прошлого, осветить его как явление, типическое для своей эпохи. Его кругозор конечно ограничен интересами княжеско-боярского класса. Воспевая князей и дружину, он лишь однажды упоминает о «ратаях» (пахарях), обнаруживая заинтересованность феодала-землевладельца в «мирном» труде эксплоатируемого им смерда. Автор «С. о п. И.» в известной мере тяготеет к уже изживавшемуся этапу исторического развития Руси, когда Киев служил подлинным центром земли Русской: намечался период феодальной раздробленности, Киев клонился к упадку, в юго-западной и северо-восточной Руси выдвигались новые крупные центры. Однако заключать отсюда о консервативной в свое время роли «С. о п. И.» было бы неправильным. Ориентация на Киев как на центр в целях создания более широкой организованности русских князей позволяет автору подняться много выше их узкого кругозора, обличая их эгоцентризм, своекорыстие, мелочность. Отсюда - широта охвата исторической действительности в «С. о п. И.» («от старого Владимера до ныньшнего Игоря»), отсюда его высокий пафос и теплый, волнующий лиризм.</p><p class="tab">Нити литературных связей идут от «С. о п. И.» к переводной литературе, особенно там, где даны батальные картины, описания воинской доблести и т.п. («Девгениево деяние», исторические библейские книги, «История Иудейской войны» Иосифа Флавия и пр.), идут они и к оригинальной древнерусской литературе (Галицко-Волынская летопись, произведения ораторского жанра и т.д.), и наконец «С. о п. И.» теснейшим образом связывается с устно-поэтическим дружинным творчеством. По своему жанровому оформлению «С. о п. И.» несомненно связано с устным жанром лиро-эпической воинской дружинной песни. Сам автор называет «С. о п. И.» не только повестью, но и «песнью», он сам указывает на свою связь с «вещим» Бояном - дружинным певцом конца XI - начала XIIв. Подобно Бояну он обрамляет свое произведение зачином («Не льпо ли ны бяшеть, братiе...» и т.д.) и концовкой («славой»), подобно Бояну любит растекаться «мыслiю по древу, сьрым вълком по земли, шизымъ орломъ подъ облакы». Порою он цитирует Бояна, повторяя, со ссылкой на него, сложенные им «припевки» - пословицы. Песенная стихия, дающая выход политическому пафосу и лирической взволнованности автора, пронизывает впрочем все произведение от начала до конца, определяя «непоследовательность» повествования, нарушающую хронологический порядок событий. Однако за этим «лирическим беспорядком» кроется строго продуманный план произведения, как лиро-эпической поэмы с присущими этому жанру лирическими отступлениями, историческими реминисценциями и т.д. Композиционно срединное место (2-ю часть) занимает «золотое слово» Святослава, концентрирующее в себе идейно-политическое задание поэмы. Перед ним - первая часть содержит «песнь» о бедственном походе Игоря, после него - третья часть содержит «песнь» о возвращении Игоря из плена и радости земли Русской. Эти три части обрамлены вступлением и концовкой, носящими, как упомянуто выше, песенный характер. Во вступлении за зачином следует мастерской портрет вдохновенного «вещего» певца-поэта Бояна, образ к-рого несет функцию эмоциональной подготовки читателя к восприятию поэмы. Построение трех основных частей осложнено указанными выше приемами (отступления и пр.). Приступая к более последовательному изложению событий, автор берет однако лишь наиболее яркие моменты и вводит новые отступления, к-рые, с одной стороны, дают широкий историко-политической фон для данного события, показывая его типичность, а с другой - подчеркивают его особую (с точки зрения автора) значительность и ярко-эмоционально его окрашивают. Так поэматический, лиро-эпический характер произведения в единстве с его идейной направленностью определяет как общий план произведения, так и детали его. Едва ли являясь произведением стихового жанра как такового, «С. о и. И.» несомненно литературно преломляет жанр устной песни, и отсюда - не только известная ритмическая упорядоченность отдельных фраз, но и ритмическая организованность во всей структуре произведения. Поэма делится на строфы (точнее - «строфемы»), дающие впечатление эмоционально-смысловой и интонационно-ритмической завершенности. Наиболее очевидно это подчеркивается использованием в «С. о и. И.» приема рефрена (концовки-припева). Строфическое членение выделяется порою и анафорой (варьированной, - см. плач Ярославны и «золотое слово» Святослава), а также контрастностью интонаций в конце предшествующей и в начале последующей строфемы (восклицательной и повествовательной и т.п.). В интонационном отношении «С. о п. И.» вообще необычайно богато. Используя различные синтаксические средства или сопоставляя фразы, различные по эмоциональной окраске, автор придает мелодии поэмы изумительную ритмичность, гибкость и богатство звучаний. Он пускает в ход такие формы, как обращение к читателю, к самому себе, к персонажу, он чередует повествовательную интонацию с восклицаниями; он с тонким вкусом использует прием синтаксического параллелизма, завершал ряд развернутой фразой, построенной по-новому («Длъго ночь мрькнеть. Заря светъ запала. Мъгла поля покрыла. Щекоть славiй успе. Говоръ галичь убудися. Русичи великая поля чрвлеными щиты перегородиша, ищучи себе чти, а князю славы»). При крайней насыщенности произведения метафорами, символами, сравнениями, эпитетами язык «С. о п. И.» отнюдь не производит впечатления чисто внешней изукрашенности и перегруженности. Языковая палитра художника, необычайно яркая и красочная, строго продумана и гармонична, будучи подчинена единой идейно-эмоциональной настроенности поэмы. Опираясь преимущественно на наследие устной языческой поэзии, частью на литературную традицию и на живые еще для времени «С. о п. И.» верования, автор чрезвычайно разнообразно использует анимистические образы и мотивы, оформляя их в приемах психологического параллелизма и сравнения, метафоры и символа, олицетворения человеческих переживаний и одухотворения природы. Сюда же примыкает прием эпической гиперболизации, осуществленный впрочем автором повидимому в оригинальных образах. Отметим наконец использование автором образов языческих славянских божеств (Белеса, Дажь-бога, Хорса и др.). Эти традиционные элементы однако вплетаются в ткань произведения несомненно индивидуально-оригинального. Поэт создает подчас весьма смелые и до сего времени свежо звучащие сочетания, изысканно переплетая эмоциональные, зрительные и слуховые образы. Такова напр. антитеза: «Дети бесови кликомъ поля прегородиша, в храбрiи Русици преградиша чрвлеными щиты», или необычайный по лиризму заключительный мотив обращения Ярославны к ветру: «Чему, господине, мое веселiе по ковылию развья?» Наряду с красочностью зрительных образов исключительным богатством отличаются образы звуковые. Вой волков, лай лисиц, говор галок, щекот соловья, пенье лебедя, крик орла, шум травы, гуденье земли, скрип телег, гром грозы, - целым миром звуков откликается природа на действия и переживания людей, жизнь к-рых не менее полнозвучна: здесь и турий рык храбрых дружин, и крик раненых, и плач жен, и покрики ратаев, и пение копий, и стук мечей, и звон золота, и звон славы. В формулах метафор и сравнений все эти звуки переплетаются и перекрещиваются. В центре всего этого образного богатства стоят образы людей, по своей яркости и типической выпуклости стоящие на том же уровне высокого мастерства. Автор чрезвычайно скуп в психологических характеристиках персонажей и в описании их действий, он не дает их биографий и портретов. Но при всем том из нескольких штрихов вырисовываются образы конкретные, ярко типические: отважный, но до безрассудства честолюбивый феодальный князь-воин Игорь, сетующий на утерю прежнего патриархализма в отношениях князей, великий киевский князь Святослав, плачущая Ярославна, жена непоседливого воинственного феодала, обреченная на пассивную тоску и жалобу. Классический по выразительности обобщенный образ феодальной дружины дан в характеристике Всеволодом своих дружинников курян. Но при всей своей исторической и классовой конкретности образы эти перерастают в своей художественной обобщенности рамки своего класса и эпоху, приобретая способность вызывать живую эмоциональную и эстетическую реакцию у читателей других эпох. Вот почему напр. плач Ярославны до сих пор остается шедевром любовной лирики, как впрочем и все произведение в целом принимается нами как неувядаемый образец лирико-эпического творчества. Изучение древней письменности раскрыло достаточные для появления этого произведения предпосылки в предшствовавшем и современном «С. о п. И.» этапе литературного процесса. Однако «С. о п. И.» несомненно весьма значительно поднимается над средним уровнем всей древней литературы, развивавшейся на протяжении многих веков почти исключительно в русле церковщины. Цензурный гнет церкви в значительной мере парализовал то плодотворное влияние, к-рое могло бы оказать «С. о п. И.» на развитие поэзии при других условиях. И все же «С. о п. И.» оставило след своего влияния гл. обр. в области жанра воинских повестей. Наиболее ярким в этом отношении фактом является «Задонщина» нач. XVв. («см. Русская литература»).</p><p class="tab">С момента открытия и особенно издания «С. о п. И.» начинается новый этап в лит-ой судьбе памятника: он не только становится в центре внимания исследователей-специалистов, но и воскресает в своей живой художественной действенности: завоевывает признание крупнейших поэтов и критиков (Пушкин, Белинский и др.), становится объектом подражаний и вольных стихотворных переводов, вдохновляет художников других областей искусств (живописи, музыки). Изучение всего этого материала получило уже некоторое отражение в научной литературе (В.В.Сиповский, С.Шамбинаго и др.). Из последних переводов, стремящихся к точности, наиболее значителен перевод дк. А.С.Орлова (прозаич.) и Шторли (стихотв.). Упомянем еще о таких отражениях «С. о п. И.», как известная опера Бородина, эскизы к ней Рериха, иллюстрации палешанина Голикова в последнем издании памятника («Academia», 1935) и т.д.</p><p class="tab">Не прекращается литературное влияние «С. о п. И.» и в советской литературе («Полынь-трава» Б.Лавренева, «Дума про Опанаса» Э.Багрицкого и т.д.). Вместе с тем вокруг изучения этого произведения уже с момента его опубликования велась борьба, приобретавшая в известной плоскости и прямой политический характер в связи с тенденциозным использованием «С. о п. И.» в националистических целях. Интерес Маркса и Энгельса к «С. о п. И.» был возбужден прежде всего тем, как показывает академик А.С.Орлов, что вокруг памятника разгорелись националистические страсти в связи с панславистскими тенденциями. В духе романтико-националистической идеологии был освещен этот памятник первыми нашими интерпретаторами. Скоро однако в литературе о «С. о п. И.» раздались и скептические голоса (М.Т.Каченовского, Н.И.Надеждина и др.), подвергшие сомнению самую подлинность памятника. Такой скептицизм не был основателен, но дал толчок к всестороннему до сих пор продолжающемуся изучению памятника, притом не только русскими, но и зап.-европейскими учеными. В ряду значительнейших исследований стоят работы Д.Дубенского, Ф.И.Буслаева, Н.С.Тихонравова, В.Ф.Миллера, Ф.Е.Корша, капитальный труд Е.В.Барсова и др., Из исследований современных специалистов укажем работы С.Шамбинаго, В.А.Келтуялы, ак. А.С.Орлова и др. Все эти работы выдвинули и во многом разрешили многочисленные и разносторонние, но гл. обр. частные, проблемы, связанные с памятником (исторический комментарий к «С. о п. И.», текстология, определение палеографических и языковых особенностей древнего списка, изучение литературных связей и связей «С. о п. И.» с устной поэзией, анализ художественной структуры, вопросы о личности автора «С. о п. И.» и Бояна, национальная и классовая природа памятника и т.д.). Дальнейшая работа по установлению и анализу текста памятника необходима для разрешения общей проблемы о значении и путях критического освоения «С. о п. И.», как ценнейшего наследия героического эпоса прошлого.</p><p class="tab"></p><p class="tab"><span><b>Библиография:</b></span></p><p class="tab"><b> I.</b> БарсовЕ.В. «Слово о полку Игореве» как художественный памятник Киевский дружинной Руси, 3тт., М., 1887-1889 (труд остался неоконченным); ВладимировП.В., «Слово о полку Игореве», вып.I, Киев, 1894; ОрловА.С., Переписка Маркса и Энгельса по поводу «Слова о полку Игореве», сб. «Памяти Карла Маркса», изд. Акад. наук СССР, Л., 1933.</p><p class="tab"><b>II.</b> БарсовЕ.В., Критический очерк литературы «Слова о полку Игореве», «ЖМНП», 1876, сент. и окт.; СмирновА.И., О «Слове о полку Игореве», I, Литература «Слова» со времени открытия его до 1875, «Филологические записки», 1875, вып.VI, 1876, вып.I-III, V, VI (и отд. отт., Воронеж, 1877); БерковП.Н., К библиографии западных изучений и переводов «Слова о полку Игореве», Акад. наук СССР. Институт русской литературы (там же и др. статьи о «С. о п. И.» Н.Н.Зарубина, Д.В.Айналова); Труды Отдела древне-русской литературы, т.II, М. - Л., 1935; Wolther, Neuere Arbeiten uber das altrussische Jgorlied, 1918-1923, «Zeitschrift fur slawische Philologie», Bd. I, 1925; GudziyN., Die altrussische Literatur in Jahren 1914-1926, «Zeitschrift fur slawische Philologie», 1926, H. 2; ЖдановИ.Н., Литература «Слова о полку Игореве», Сочин., т.I, СПБ, 1904 (ранее Киев, 1880); ГудзийН.К., Литература «Слова о полку Игореве» за последнее двадцатилетие (1894-1913), «ЖМНП», 1914, №2; ПиксановН.К., К обзору литературы «Слова о полку Игореве», «ЖМНП», 1915, №1.</p>... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

Слово о полку Игореве – литературный памятник XII в., одно из самых значительных в художественном отношении произведений древнерусской литературы. С мо... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

самый совершенный в художественном отношении памятник древнерус. литературы (создан 1185/1187, возможно, в 90-х гг. XII в.). По своему идейно-мировоззренческому содержанию он отражает синкретический характер отечественной культуры на начальной стадии ее христианизации, выявляет значение исторических событий того времени и представляет собой историософское по своему содержанию размышление о судьбах Руси. Оригинал памятника, входивший в рукописный сб. XVI-XVII вв. из собрания А. И. Мусина-Пушкина, погиб в пожаре Москвы 1812 г. Сохранилась только копия текста, сделанного в XVIII в. для Екатерины II, и издание списка сгоревшей рукописи, осуществленное в 1800 г. Отсутствие оригинала и черты яркой неповторимости произв. послужили причиной сомнения в его подлинности, ибо вдохновляли скептиков на отнесение его на более позднее время. Однако многочисленными исследованиями доказана беспочвенность такого рода выводов, более того, выявлена зависимость от него ряда древнерус. произв. (псковского *Апостола* 1307 г., *Задонщины*, *Сказания о Мамаевом побоище*). Памятник не укладывается в традиционные представления о древнерус. культуре, сформировавшиеся под влиянием официальной церкви. Из поля зрения духовной цензуры выпадал оригинальный глубоко национальный и независимый от внешних церковных воздействий пласт культуры. Много споров ведется о том, кого считать автором памятника. Чаще всего исследователями создается его обобщенный образ, при этом отмечается его близость и сочувствие герою *Слова*, его приверженность к устному народному творчеству, высокая образованность и тесные связи со средой книжников-грамотников. Установление конкретного лица не имеет принципиального значения для оценки памятника, ибо автор давно уже поднялся над конкретными лицами и сословиями, выразив стремление измученного раздорами об-ва к прекращению феодальных усобиц. Автор *Слова* не идет по пути лишь поэтической вырисовки канвы совр. истории. Ему присущ широкий сравнительный охват времен и событий, из чего вырастает оценочный подход к действительности и умение проникаться глубинной сутью происходящего. В произв. можно выделить три уровня постижения действительности, каждому из к-рых соответствует особый способ познания: эмпирический, художественный и символический. Все эти три способа типичны для древнерус. культуры и характеризуют различные стороны познавательной деятельности средневекового человека. Довольно точное воспроизведение реальности природного мира и исторической обстановки это как бы начальная стадия восприятия. За ней следует обобщение, выражающееся в образном, художественном, поэтическом осмыслении событий. Наконец, символический план обнаруживает за реалиями действительности их вечный смысл и скрытые, объемлющие культурное наследие мн. веков пласты. Чисто внешне *Слово* посвящено неудачному походу князя Новгород-Северского Игоря Святославича на половцев в 1185 г. Но это событие наводит автора на размышления об истории страны в самом широком смысле и постижение существенных черт эпохи. Давно замечено, что мн. понятия и образы *Слова* никак не могут быть выведены и объяснены из христианского миропонимания. Автор свободно пользуется мифологическим арсеналом для выражения своих мыслей, и поэтому *Слово* донесло до нас отзвуки славянских мифов о богах. Сакральное отношение к природным силам сказалось и в создании ведущего образа всего произв. образа Русской земли. Мир природы и человека предстает в нем гармонизированным, о чем свидетельствуют указания на близость и даже родство людей, природы и богов. Герои *Слова* напрямую вступают в контакт с природой, при этом материальные объекты, части мироздания оживляются, в чем даже со скидкой на поэтическую форму просматривается пантеистическая основа. Восприятие событийной последовательности строится в памятнике по типу трехступенчатого ряда, в к-ром конечный этап повторяет начальный. Этот метод восходит к идее вечного круговращения, сформировавшейся под влиянием наблюдений за природой. Постижение исторического бытия в *Слове* отмечено глубиной охвата времен, обозримость к-рых теряется в *веках трояних*. Легендарная эпоха сменяется историческим временем, к-рое распадается на три в ценностном отношении неравных отрезка (время дедов, отцов и внуков) и объемлет собой исторически обозримую память поколений. Поскольку, с т. зр. автора, время должно вернуться на круги своя, можно надеяться на величие новых *трояних веков*. В циклическом видении временно-событийной действительности заложен призыв к единению: как бы наводится мост от прошлого к идеалу будущего могущества Руси. Заложенные в *Слове* принципы циклического временного восприятия исторических событий нельзя назвать соответствующими христианству. Но налицо и отступление от исконной мифологической культуры, распространяющей циклизм лишь на природу. Природное здесь уже существенно разделено с социальным, хотя между ними сохраняется тесная взаимосвязь. Историческое мышление автора выявляется и через его отношение к Русской земле как центральному понятию всего произв. Конечно, было бы ошибкой считать, что привнесенное на Русь в 988 г. христианство никак не коснулось поэтики, образов, понятий и самого фактического материала памятника. В нем отражены реалии христианизировавшейся Руси (храмы Софии и Богородицы), наличествует значительный пласт фраз и речевых оборотов христианской литературы. В тексте также упоминается Бог и Божий суд. Все это свидетельствует о неоднородности памятника в мировоззренческом плане. Он отразил то переходное состояние древнерус. культуры, когда христианство в полном объеме еще не было освоено об-вом, когда распространявшееся усилиями греч. и немногочисленного рус. духовенства монотеистическое учение в массе народа не воспринималось как свое, не перекроило еще мировосприятия целиком. Миф в изначальной своей общественной функции отмирал, но из его обломков возник образец песенной, близкой к эпическому стилю поэзии. Все это обуславливает и различные оценки мировоззренческой ориентации произв. Одни исследователи придерживаются преимущественно христианского прочтения *Слова*. Другие сосредоточивают внимание на преобладающем влиянии язычества. Наиболее плодотворным в осмыслении памятника представляется такой подход, когда во главу угла ставится не столько противопоставление язычества христианству, сколько тесное переплетение обоих компонентов древнерус. культуры, свидетельствующее о существовании на Руси в то время самостоятельного, глубоко национального по своему характеру направления мыслительной деятельности, следы к-рого были вытеснены греко-христианским мировоззрением.... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

"СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ", памятник древнерусской литературы конца 12 в. В основе сюжета - неудачный поход на половцев Игоря Святославича в 1185. Частны... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

выдающееся произведение древнерусской поэзии (XII в.), свидетельствующее о высоком уровне культуры, национального сознания и патриотизма русского народа той эпохи. Открыто в 1795 графом А.И. Мусиным-Пушкиным и в 1800 опубликовано. Оригинал "Слова" сгорел в 1812. В "Слове" рассказывается о походе северских князей, с Игорем во главе, на половцев в 1185. Изложение "Слова" сжатое и образное. Собственно, это поэтические картины и лирические места, относящиеся к походу, подробности которого узнаются и уясняются из летописей Ипатьевской (1185) и Лаврентьсвской (1186). Эти летописи свидетельствуют, что автор "Слова" передает исторические обстоятельства очень точно. Игорь, князь Новгорода Северского, брат его Всеволод из Трубежа, Святослав Ольгович из Рыльска, сын Игоря Владимир из Путивля - сговорились собрать войска и отправиться в поход против половцев. На пути войско Игоря было напугано затмением солнца, но князь не обратил внимания на дурное предзнаменование. Сошедшись вместе, участники похода углубились в центр Половецкой земли, где, приблизительно в мае 1185, в течение трех дней произошли три битвы. В первой были разбиты передовые отряды половцев, русское войско овладело богатой добычей в их стане, но было уже так утомлено, что не преследовало врагов. На второй день половцы "аки борове" (как лес) окружили русских; русские были потеснены, кн. Игорь получил рану в руку. На третий - русское войско, сильно утомленное и не имевшее доступа к воде, потерпело решительное поражение, а князья были захвачены в плен. Немногие спасшиеся воины принесли домой печальную весть о поражении. Вел. кн. Святослав Всеволодович, ожидая нападения половцев, имевших обыкновение после каждого неудачного похода русских вторгаться в Русскую землю, стал просить князей о помощи, но, впрочем, скоро распустил пришедшие дружины. Тогда половцы двумя отрядами совершили нападение на Северскую область, разграбили ее и разорили города Римов (Ромны) и Путивль. Развязкой похода служит бегство Игоря из плена при помощи крещеного половчанина Лавра (в "Слове" - Овлур). Затем бежал на Русь и сын Игоря при помощи дочери хана Кончака. В этой исторической рамке "Слово" дает ряд художественных картин, из которых обращают на себя внимание: затмение солнца и речь Игоря к войску, в которой он убеждает, не боясь знамения, идти в конец поля Половецкого; картины соединения войска, похода по степи и трех битв с половцами; вел. кн. Святослав видит "мутен сон", говорит с боярами об этом сне и о несчастном походе Игоря и приготовляется к защите; рассказ о бегстве Игоря из плена. Другие части "Слова" являются лирическими отступлениями. Таковы в начале и в конце воспоминания о вещем певце Бояне, "соловье старого времени"; воспоминания о княжеских усобицах при Олеге Гориславличе, когда Русь "сеялась и росла усобицами", и о современных крамолах князей, благодаря которым поганые приходили на Русскую землю; обращения к более сильным русским князьям, призывающие к отмщению "за раны Игоревы"; поэтичный плач Ярославны, второй жены Игоря. Вопрос о времени составления "Слова" решается удачно: в нем есть обращение к князьям, Ярославу Осмомыслу Галицкому и Владимиру Глебовичу Переяславскому, умершим в 1187. Значит, оно составлено по горячим следам событий, не позже 1187. Несомненно, автор был лицом, близким к княжескому двору и дружине, и соединял с редким поэтическим дарованием книжную образованность. Составлено "Слово" в прозаической форме - стихотворный размер и рифмы можно найти в нем только местами - и сохранялось путем письменной передачи, на что указывает замечательно точное сохранение собственных имен князей, которых в "Слове" названо до 30. Поэтический стиль "Слова" имеет сходство с народными песнями и вообще с народной поэзией. В нем такие же эпитеты: стрелы каленые, сизый орел, броз комонь и т.д. Поэтичные сравнения, народная символика, олицетворения - все приближает "Слово" по его стилю к произведениям народного творчества. Поэтические образы "Слова" сильно отражают языческие воспоминания и верования: Боян называется внуком Велеса, ветры - внуками Стрибога, русские князья - внуками Дажъбога; полоцкий князь Всеслав представляется оборотнем и т.п. Некоторые выражения этого рода можно объяснить не как остаток старых верований, а как поэтический оборот, стилистический прием; но необходимо признать, что автор "Слова" не мог быть духовным лицом. Живость действия значительно увеличивается оттого, что вся природа представляется автору "Слова" сочувствующей участникам похода. Во время передвижения по степи она предвещает неудачу: солнце тьмою путь заступает, птицы и звери криком и воем обещают беду. После поражения "никнет трава от жалости, а дерево с печалью к земле преклонилося". "Слово" проникнуто чувством горячей любви к Родине. Автор его скорбит о раздорах князей и бедствиях Русской земли, призывает всех к согласию и единству, указывает на силу князей и прежние славные имена. С. Ю.... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

Выдающееся произведение древней русской литературы, написанное неизвестным автором предположительно между 1185 и 1190 гг. Впервые было издано в 1800 г.... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

литературный памятник 12 в., одно из величайших произведений древнерусской литературы. Современники не оценили «Слово», о чем свидетельствует отсутствие дошедших до нас списков произведения (некоторые популярные в Древней Руси сочинения переписывались десятки и даже сотни раз). Единственный список (датированный 16 в.) хранился в Спасо-Ярославском монастыре и в 1792 г. перешел к известному собирателю древнерусских рукописей А. И. Мусину-Пушкину. Вероятно, в том же году была изготовлена копия для императрицы Екатерины II, а в 1800 г. текст «Слова» издали. Во время пожара Москвы в 1812 г. этот список погиб, что привело к возникновению споров о подлинности памятника (на рубеже 18–19 вв. было объявлено об открытии нескольких чрезвычайно значительных в художественном плане произведений европейской древности, вскоре признанных поддельными). После открытия в сер. 19 в. «Задонщины», содержащей цитаты из «Слова», сомнения в его древности отпали. Однако вскоре появилась версия о первичности «Задонщины» и вторичности «Слова». Сейчас можно с полной уверенностью утверждать, что первично «Слово». Однако отсутствие древнерусского списка вызывает у некоторых исследователей желание исправить текст и рождает поток фантастических теорий. В «Слове» рассказывается об известном из Лаврентьевской летописи походе князя Новгорода Северского против половцев в 1185 г. После победы в стычке с вражеским авангардом небольшое русское войско встретилось с основными силами половцев и потерпело поражение. Рассказ о разгроме русского войска должен, по мысли автора, убедить русских князей в необходимости единства в борьбе с врагом. Этой идее подчинена композиция «Слова»: рассказ о событиях перемежается многочисленными авторскими рассуждениями и историческими экскурсами. Во вступлении автор определяет хронологические рамки повествования и заявляет об отказе следовать традиции в изображении героических событий. Затем рассказывается о дурном знамении – солнечном затмении и встрече князя Игоря с братом Буй-Туром Всеволодом. Первое сражение русские выиграли, в рассказ о роковом для войска Игоря втором сражении вторгаются воспоминания о временах «ковавшего крамолу» на Руси предка Игоря Олега Святославича (названном Гореславичем). Затем следуют «мутный сон» киевского князя Святослава, обращение к Ярославу Осмомыслу, плач Ярославны, описание бегства Игоря из плена, наполненные мифологическими элементами. Заканчивается «Слово» описанием возвращения Игоря в Киев и ликования Русской земли. Художественная система «Слова» очень сложна, язык богат и красочен, оно тесным образом связано с другими памятниками древнерусской литературы.... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

"СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ" (конец 12 в.), древнерусское лироэпическое произведение (в ритмизованной прозе). Повествуя и размышляя о трагическом Половецком походе Игоря Святославича 1185, автор-современник, скорбя о погибших и полоненных, осуждая междоусобицы и "честь" лишь для себя и славя ратные подвиги во имя отчизны, страстно ратует за согласие и единение всех князей и всех людей русской земли. Государственно-историческому, национально-патриотическому пафосу "Слова" сопутствует лирическая стихия простых чувств - сострадания, любви (братской, материнской, супружеской) и особенно жалости. Героически-христианское мировосприятие автора не аскетично и не чуждается опоэтизированных мотивов и образов язычества; поэтика "Слова" ("песни", "сказания") свободно сплавляет книжную (преимущественно ораторскую и летописную) стилистику, жанровые особенности фольклорного "плача" и "славы" и языковое многообразие устной речи (торжественной, деловой, застольной). Стиль монументального историзма (в том числе панорамность исторического и географического видения, человек - соучастник вселенского бытия, церемониальность поведения героев, лаконизм и афористичность слога) сочетается с эпическим началом (плач Ярославны, одушевление природы, фантастические образы). Породило десятки поэтических переложений (в том числе В.А. Жуковского, А.Н. Майкова, Н.А. Заболоцкого, И.И. Шкляревского), изобразительных (В.М. Васнецов, В.А. Фаворский) и музыкальных (А.П. Бородин) интерпретаций. <br>... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

1) Орфографическая запись слова: слово о полку игореве2) Ударение в слове: Сл`ово о полк`у `Игореве3) Деление слова на слоги (перенос слова): слово о п... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

"СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ", памятник древнерусской литературы кон. 12 в. В основе сюжета - неудачный половецкий поход Игоря Святославича 1185. Частный эпизод русско-половецких войн претворен в событие общерусского масштаба, что придало монументальное звучание основной идее - призыву к князьям прекратить усобицы и объединиться перед лицом внешнего врага. Соединив книжные и фольклорные традиции, неизвестный автор создал уникальное произведение лироэпического жанра; будучи христианином, он вместе с тем прибегает и к опоэтизированным языческим образам. Опубликованное в 1800, "Слово о полку Игореве" оказало влияние на русскую литературу (переводы В. А. Жуковского, А. Н. Майкова, Н. А. Заболоцкого), искусство (В. М. Васнецов, В. Г. Перов, В. А. Фаворский), музыку (опера "Князь Игорь" А. П. Бородина).<br><br><br>... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

"СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ" - памятник древнерусской литературы кон. 12 в. В основе сюжета - неудачный половецкий поход Игоря Святославича 1185. Частный эпизод русско-половецких войн претворен в событие общерусского масштаба, что придало монументальное звучание основной идее - призыву к князьям прекратить усобицы и объединиться перед лицом внешнего врага. Соединив книжные и фольклорные традиции, неизвестный автор создал уникальное произведение лироэпического жанра; будучи христианином, он вместе с тем прибегает и к опоэтизированным языческим образам. Опубликованное в 1800, "Слово о полку Игореве" оказало влияние на русскую литературу (переводы В. А. Жуковского, А. Н. Майкова, Н. А. Заболоцкого), искусство (В. М. Васнецов, В. Г. Перов, В. А. Фаворский), музыку (опера "Князь Игорь" А. П. Бородина).<br>... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

- памятник древнерусской литературы кон. 12 в. Воснове сюжета - неудачный половецкий поход Игоря Святославича 1185.Частный эпизод русско-половецких войн претворен в событие общерусскогомасштаба, что придало монументальное звучание основной идее - призыву ккнязьям прекратить усобицы и объединиться перед лицом внешнего врага.Соединив книжные и фольклорные традиции, неизвестный автор создалуникальное произведение лироэпического жанра; будучи христианином, онвместе с тем прибегает и к опоэтизированным языческим образам.Опубликованное в 1800, ""Слово о полку Игореве"" оказало влияние на русскуюлитературу (переводы В. А. Жуковского, А. Н. Майкова, Н. А. Заболоцкого),искусство (В. М. Васнецов, В. Г. Перов, В. А. Фаворский), музыку (опера""Князь Игорь"" А. П. Бородина).... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

памятник древнерусской литературы конца 12 в. В основе сюжета - неудачный поход на половцев Игоря Святославича в 1185. Частный эпизод русско-половецких войн претворен в событие общерусского масштаба, основная идея которого - призыв к князьям прекратить усобицы и объединиться перед лицом внешнего врага. Опубликовано в 1800. Оказало влияние на русскую литературу (переводы В. А. Жуковского, А. Н. Майкова, Н. А. Заболоцкого), искусство (В. М. Васнецов, В. Г. Перов, В. А. Фаворский), музыку (опера "Князь Игорь" А. П. Бородина).... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

памятник древнерусской литературы конца 12 в. В основе сюжета неудачный поход на половцев Игоря Святославича в 1185. Частный эпизод русско-половецких войн претворен в событие общерусского масштаба, основная идея которого призыв к князьям прекратить усобицы и объединиться перед лицом внешнего врага. Опубликовано в 1800. Оказало влияние на русскую литературу (переводы В. А. Жуковского, А. Н. Майкова, Н. А. Заболоцкого), искусство (В. М. Васнецов, В. Г. Перов, В. А. Фаворский), музыку (опера Князь Игорь А. П. Бородина).... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

памятник древнерусской литературы конца XII в. В основе сюжета — неудачный половецкий поход Игоря Святославича 1185 г. Частный эпизод русско-половецких войн претворен в событие общегосударственного масштаба, что придало монументальное звучание основной идее — призыву русских князей к единению перед лицом внешнего врага. Неизвестный автор создал уникальное произведение лироэпического жанра. Опубликованное в 1800 г., оно оказало влияние на русскую литературу и музыку XIX в.... смотреть

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

Ударение в слове: Сл`ово о полк`у `ИгоревеУдарение падает на буквы: о,уБезударные гласные в слове: Сл`ово о полк`у `Игореве

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

Сл'ово о полк'у 'игореве

T: 286